Форум » Другое » Интересное про собак (клипы,стихи) (продолжение) » Ответить
Интересное про собак (клипы,стихи) (продолжение)
ЗлатОУСТ: Здесь можно помещать всё интересное,что касается наших питомцев. Стихотворения,клипы,рассказы. первая тема http://dressirovka.forum24.ru/?1-18-40-00000001-000-0-0-1282940019
Ответов - 51, стр:
1 2 3 All
zaldari: Рудый Легар Баронович Порождение зла, или нет страшнее врага, чем бывший друг Хороший рассказ, написанный собакой Слева в рёбра, чуть выше локтя, мелкими острыми зубами мне впилось маленькое, но очень вонючее существо. Пытаясь стряхнуть его, я резко крутанулся вправо, чтобы достать до него зубами. Из-за дерева молниеносно метнулась тень, и я ощутил на своём горле крепкие, опытные зубы, которые сжимались всё сильнее и сильнее. Воздуха не хва-тало, я захрипел… Прогремела длинная автоматная очередь. Зубы моего врага начали ос-лабевать, из его пасти пошла кровавая пена и, пузырясь, потекла мне на шею и грудь… Я глубоко вздохнул. Воздух с коротким щелчком очень больно продрался в мои лёгкие. Я поднялся. Вонючка всё ещё висела на мне, оцепенев от злости и страха. В ярости я схва-тил её зубами. Послышался треск ломающихся рёбер. Господи, ведь в два раза меньше зайца, а сколько злобы! Даже с переломанными рёбрами она крепко висела на мне. При-шлось с силой дерануть её и привычным движением несколько раз мотнуть головой. Туш-ка обмякла, обделалась и повисла. Я с отвращением бросил её на землю. В этот раз мои налитые кровью глаза увидели, как на нашего всеобщего любимца, Цыгана, бросились три лохматых и яростных пса. Не ощущая собственной боли, я с лаем кинулся в эту кучу… В дверях показалось встревоженное лицо Папы. Не зажигая света, он подошел ко мне, сел рядом, обнял и, прижавшись лбом к моей голове, тихонечко прошептал: «Не на-до, Рыжий, всё хорошо. Мы дома… Успокойся, а то сестрёнку разбудишь». Я, задержав тяжёлое дыхание, прислушался. Сестрёнка мирно посапывала. Её не разбудил мой лай, поднявший Папу. Да когда же закончится этот кошмар! ? Ведь мы уже 3 месяца дома, а ко мне почти каждую ночь приходят жутики прошлого. Мне стало не по себе. Захотелось, чтобы Пап поскорее ушёл. А он, не понимая этого, продолжал гладить меня. Мне так хотелось ос-таться одному. Пришлось хитрить. Я лизнул его в ухо, говоря: «Ладно, иди, я в порядке». Он потрепал мены по загривку и пошлёпал босыми ногами в свой «гамак». Болели старые раны. Я лёг на прохладный пол и уставился в пустоту. Не хотелось видеть никого и ничего. Хотелось выть. Но этого делать нельзя!!! Когда же это кончится?! С тех пор как забрали мальчика на войну, мать с замиранием сердца ждала возвра-щения отца, спускавшегося за почтой. Она старалась чем-то занять себя, чтобы сгладить остроту ожидания, надежды, страха. Тщательно простирывалось бельё, мылась посуда, тёрся и так блестевший как зеркало пол. Вот и сейчас перемывалась стопка посуды… Он вошёл, пряча глаза, небрежно бросил газеты на журнальный столик. Но по его напряжён-ной спине мать поняла – ПРИШЛА БЕДА! Как в замедленной съёмке медленно поплыли вниз блюдца и бокалы. Коснувшись пола, они поднимались вверх фейерверком мелких осколков и растекались по всей кухне. Медленно-медленно поплыли стены, судорожно раскрытый рот беззвучно кричал: «Сы-нок… Коленька… Нет! Нет!..» Она не потеряла сознание, не билась в истерике. Он подо-шёл, опустился рядом, как-то виновато расправляя скомканную бумажку. Это была похо-ронка. – Не верю! – Лицо её стало жёстким и колючим. Всегда смешливые голубые глаза потемнели, приобретя цвет воронёной стали. – Сердце мне говорит, что это неправда! Я бы почувствовала… Да вот и лютый среагировал бы. Лютый, услышав свою кличку, вошёл в кухню и тут же располосовал свою лапу ос-колком стекла. Это был настоящий немецкий овчар, драчун, прекрасно выращенный и отдрессированный сыном. Николай собирался вместе с ним служить на границе, да Судьба распорядилась несколько иначе… – Иди. Обработай лапу Лютому перекисью водорода и залей зелёнкой, а я здесь пока подмету. – Я сама! – Она с силой вырвала веник из его рук. А он, не зная как на это реагиро-вать, немного потоптался по битому стеклу и двинулся, кликнув Лютого, в комнату. Обработав и затянув довольно глубоко порезанную лапу, отец с каким-то страхом вернулся в кухню вслед за старым пуделем (ещё одним членом их семьи). Он ожидал уви-деть что угодно, только не это – мать заводила любимые Колюшкины пирожки… После десяти дней безрезультатного обивания порогов военкоматов, где никто тол-ком не смог ей ничего сказать, мать потребовала от отца немедленно отправляться за сы-ном, живым или мёртвым. – А как же работа? Выгонят! Чем жить-то будем? – пытался урезонить её отец. – Да провались ты пропадом, размазня! Я сама пойду разгружать вагоны! Это ему – боевому офицеру, всю жизнь командовавшему людьми, крепко понюхав-шего пороху в «интернациональном долге»… Такого он от неё ещё не слышал… Были изъяты все сбережения на свадьбу Николая и начало его самостоятельной жиз-ни. Проданы все драгоценности и аппаратура. Отец с тяжёлым сердцем отправился, сам не зная куда... Вместе со своими сверстниками переоделся мальчишка в военную форму. Взяв в ру-ки автомат, почувствовал себя героем, украдкой начищал рукавом новенький гвардейский значок. Ножка значка больно покалывала грудь, протыкая тельняшку и вызывая какие-то новые неизведанные ощущения значимости и всемогущества… Геройство закончилось при первом же разорвавшемся близко снаряде. Дошло, что война – это не игра с игрушечным оружием. Он упал в липкую грязь дороги. Над головой со свистом пролетали пули. Штаны были мокрые не только от лужи, в которой он лежал. Не понимая, что он делает, он зажмурился и нажал спусковой крючок. Автомат заколо-тился в слабых руках, больно ударяя при каждом подскоке по лицу. Вся обойма была вы-пущена в никуда. Так прошла ещё одна неделя его «боевой» жизни. …Он очнулся под разбитой боевой машиной. Мучил острый, удушливый запах го-релого масла и резины, запах металла и ещё чего-то незнакомого. – Где я? Что со мной? – мелькнуло в голове. В ушах стоял звон. Его стошнило. Он попытался встать на четвереньки, но не смог этого сделать. Руки и ноги были ватными и не слушались. Маленькая собачонка, взявшись неизвестно откуда, начала вылизывать его рвоту на земле. Рядом послышался стон с подвывом. Повернув голову, он увидел жуткую картину. Лежащий рядом солдат не имел лица. Это было сплошное кровавое месиво. Но ужасным было не это. Две небольшие собачонки отрывали куски, упираясь лапами в это месиво, совершенно не обращая внимания на стоны и дёрганье своей жертвы. Молодому солдатику, родившемуся и выросшему с собаками, воспитавшему пре-красного овчара, стало дурно до такой степени, что он снова потерял сознание… Придя в себя, он мельком глянул на находившегося рядом. Передняя часть его голо-вы была тщательно обглодана, от ушей к затылку всё висело клочьями. Собак рядом уже не было. То, что они творили, никак не укладывалось в голове. С трудом развернувшись, он пополз из машины наружу. Выбравшись, он совершенно выбился из сил и, закрыв гла-за, опять провалился в небытие. Его подхватили большие сильные руки, встряхнули, поставили на ноги, не отпуская. Он открыл глаза. Увидев камуфляжную форму, обрадовался. Но откинув голову назад, растерялся – чёрные бороды, пронзительно-тёмные глаза, зелёные ленты. – Ещё один бравый солдат Швейк! – сказал поднявший его боевик. В лицо ударил острый, как будто сконцентрированный, запах табака. Вокруг стоял дружный хохот. – Давай знакомиться, сынок, меня зовут дядя Ислам! Нет хуже врага, чем бывший друг… Жили себе люди, делились хлебом и радостью, женились и выходили замуж… Но кому-то захотелось отмыть чёрные деньги в крови, столкнуть лбами соседей и друзей. Вот и пришла ВОЙНА, разворотив дома, искалечив судьбы. И не только людей… Туго пришлось домашним собакам – большим и маленьким, служебным и комнат-ным, потерявшим всё. Им пришлось учиться спать на улице, пить из лужи, зубами отвоё-вывать у дворняг своё право пользоваться помойками, очень быстро вливаться в стайки дворового общества, причём не без пользы для последнего. Ведь понятие «помойка», та-кое благодатное для бездомных в мирное время, в военное теряет свою актуальность. А кому лучше знать, где может лежать что-то съедобное в разбитой квартире или доме, как не бывшим домашним любимцам. Но это было тоже не долговечным, так как тут прихо-дилось отвоёвывать своё право на мародёрство у бездомных и голодных людей. Да уж! Голод – не тётка, а на войне случаются неубранные трупы. Одна собака по-пробовала, другая… Дурной пример заразителен. Ждали боя как чего-то светлого, отси-живаясь, однако, на приличном расстоянии, но при затишье подтягивались. Как-то неза-метно была перейдена грань – мёртвый, тяжелораненый, раненый… Некогда домашние, собаки превращались в монстров-людоедов. Раненых и убитых всё же забирают и их тоже нужно отвоёвывать. Так зубы собак порой впивались и во вполне здоровых людей. Редко, очень редко можно встретить человека, у которого не расширятся от страха зрачки при виде несущейся и прыгающей на него собаки. Тот, кто заявляет, что не боится их, либо не знает о чём говорит, либо нагло врёт. А когда человек сталкивается с собакой-людоедом, то говорить о стрельбе или бегстве просто глупо – наступает столбняк и пол-ное безволие. А у них появлялась тактика, нарабатывались приемы, распределялись роли и сферы влияния… Вот уж поистине – нет страшнее врага, чем бывший друг. Зная повадки и психоло-гию людей, эти собаки превратились в кошмар, так как перед каждой из стай, как снеж-ный ком, катилась молва о нечистой силе, парализуя страхом даже самых смелых. Сра-зиться с ней мог либо робот, либо человек, поставленный в крайние условия, и такой слу-чай произошёл… Отец, в поисках тела сына, вновь прошёл все круги ада. И, в конце концов, через местных жителей, вышел на полевого командира, в отряде которого был его живой, пленённый сын. На предложение остаться самому вместо сына, на посулы денег и оружия, он слышал только ехидный смех, означавший отказ: «Сделаем обрезание, воспитаем, обучим, женим! Парень здоровый, крепкий – отличный боевик получится!» Отец чувствовал, что не в силах больше бороться с желанием броситься и пере-грызть горло насмешника собственными зубами. Он уже приготовился для прыжка, как снаружи раздался шум, беготня. Какие-то истошные крики. Вслед за командиром он вы-скочил в распахнувшуюся дверь. То, что он увидел, повергло в шок. Двух боевиков терзали собаки: дог и азиат сбили их с ног, ротвейлер и восточно-европейская овчарка прижали людей лапами к земле. Фокс и Керри давили горла, а всякая мелочь и средние собачонки, как пираньи, рвали их тела и внутренности на куски… Кто-то из видевших это, с криками «Шайтан!» мигом оказались на деревьях, другие вломились в помещения, забаррикадировав двери. – Стреляйте! Почему не стреляете?! – кричал очумевший от увиденного отец… Отец схватил автомат и, протиснувшись через дверь, выскочил на поляну, но собак там уже не было. – Послушай, – раздался за его спиной голос командира, у которого от волнения поя-вился сильный акцент. – Аллах велик! Я отдам тебе сына и ещё пятерых пленных если сможешь перестрелять этих слуг дьявола. Сделай это или умри, во славу Аллаха! Как-то тревожно зазвонил телефон. Папа поднял трубку, и, сделав солидный голос, сказал: – Алло… Вас-с-слушают! Трубка заорала так, что Папе, с которого сразу слетела вся спесь, пришлось отодви-нуть её на приличное расстояние. Трубка выдала длинную тираду с целой серией непри-личных выражений, на что Папа, к моему удивлению, не сделал ни одного замечания. Костяшки руки, державшей трубку, побелели. Лицо вытянулось. Морщинка между бро-вями стала глубокой и образовала чёткий крест с серединкой другой морщины. – Сколько у меня времени и где?.. Примерно на сколько? – спросил Папа. Трубка пальнула в ответ и неожиданно затихла. Возможно, мне так показалось после ора. Папа, сжавшийся как пружина, медленно повесил трубку и резко повернулся. Вид у него был не такой, как если бы надо на что-то быстро решиться, и не такой, как при сборах на охоту или на выставку, а какой-то совершенно незнакомый для меня. Он резким движением снял с антресоли рюкзак и начал наваливать на диван разные вещи, которые потом будут в него уложены. Затем он звонил в ветстанцию, аэропорт… Быстро обулся, занял у соседей денег и уехал часа на четыре. Вернувшись, Папа надел свой старенький камуфляж, а на меня ненавистный намордник, спасающий меня от людей, пропускающих в метро, самолёт, автобусы и электрички. Оставив записку Сестрёнке, мы двинулись на незапланированную встречу с телефонным матершинником. Им оказался довольно крупный мужчина папиных лет с суровым лицом, фамилия его, как и кличка собаки, была Лютый и очень подходила ему. И был он весь на нервах: резко двигался, отрывисто говорил, никогда не улыбался. Съехавшиеся мужики звали его, по-моему, несколько издевательски – «настоящий полковник». Но, на удивление, он не обижался на это. «Настоящий полковник» собрал в условленном месте своих самых испытанных дру-зей, с которыми воевал или ходил в одной связке на восхождения. Они были надёжными мужиками без бравады: ценили и любили жизнь, но могли отдать её за друга, когда все другие возможности были исчерпаны. Все любили собак и приехали сюда со своими пи-томцами, взяв на себя ответственность за наши жизни перед Богом и своими семьями. И всё это для того, чтобы вернуть сына Лютого и ещё пятерых, никому не известных в этой компании мальчишек. Последним подъехал угрюмый мужик с изуродованным лицом и одним пальцем на левой руке. С ним было существо, сразу не понравившееся мне: от него пахло врагом. Это была явно не собака. Колючие жёлтые глаза, небольшие стоячие уши, широкая грудь, довольно сухие лапы и хвост трубой. Лютый молча подошёл, обнял приезжего и сухо пальнул: «Спасибо, Серый!» Существо, приехавшее с хозяином, втиснулось между ними, отстраняя Лютого от хозяина. Шерсть на его загривке поднялась, изнутри донеслось рокочущее бурчание. Су-щество не понравилось не только мне. Он, набычившись, шёл на незнакомца, но его опе-редил овчар Лютый, кинувшийся на защиту хозяина. Несмотря на то, что незнакомец был один, а нас трое, досталось понемногу всем. Стычка сопровождалась руганью и суетой людей вокруг нас. Нас растащили и, наказав кого словесно, кого пинком, начали объяс-нять, что мы сейчас в одной связке и должны быть друзьями. Приезжего звали Сергей, он прошёл с Владимиром Лютым Афганистан, а существо звали Серый. Это была крупная помесь волка с собакой: с любовью и преданностью к своему хозяину, но ухваткой и запахом дикого хищника. Это будоражило меня как афга-на, охотившегося на волка, Алого, как истинного кавказца, фокса Кроша, как зверового охотника. Остальные, включая Лютого, относились к нему с опаской. Играть с Серым но-ровил только туповато-бесшабашный молодой бультерьер Ханя. Этому белобрысому соз-данию, имевшему тело в форме артиллерийского снаряда и такому же на ощупь, было беспредельно весело. Он постоянно прыгал как заводной, отталкиваясь сразу всеми че-тырьмя лапами, приглашая всех в жевательную игру. Но наше общество, считывая на-строение людей, не принимало его игры. Ханя мог иногда выдернуть только Кроша, да и то на не очень продолжительное время или пожевать спокойно стоящего Алого. Мы долго ехали на микроавтобусе, вперемежку с людьми, затем шли и, наконец, встретились с проводником. Он ждал нас на 66-м «газике» у шоссе. Загрузившись в кузов тентованого грузовика, мы опять двинулись в путь. Машина довольно часто останавлива-лась. Слышалась незнакомая гортанно-громкая речь, в кузов заглядывали чернобородые, вооружённые люди. Увидев нас, они испуганно отшатывались с восклицаниями на своём языке. Похоже, что это были не совсем пристойные выражения. Мы доезжали до очеред-ного поста. Картина повторялась. Потом мы шли горными тропами, было похоже на то, что нам пытались сбить ориентацию. Но так как мы все были кобелями, то дружно «мети-ли» дорогу, что очень раздражало нашего проводника, настроенного к нам не очень дру-желюбно. Наконец добрались до лагеря. Нас разместили в тёплом, крытом помещении, которое наши мужики окрестили «саклей». Посредине была сложена печь, по стенам устроены двухъярусные нары. Пол был духанистым: его устилали веточки крапивы, тысячелистника, полыни и мелиссы. «Полковник» с Сергеем ушли и через некоторое время вернулись втроём, с сыном Лютого, Николаем, все обвешанные оружием и подсумками с автоматными рожками. Не-сколько боевиков, не входя в помещение, поставили у порога ящики с патронами. Что творилось с Лютым! Он скакал до потолка, тёрся о пол у ног Николая, облизал его с ног до головы, выл и визжал. Ханя воспринял это как приглашение к игре и с радо-стным хрюканьем кинулся к Лютому. – Да чтоб тебя, – хозяин выловил его за задние ноги, унёс к себе на нары и посадил на привязь, которую Ханя тут же начал грызть, за что изрядно получил. Мужики пооче-рёдно обняли Николая, вскрыли ящики и принялись дружно набивать рожки патронами. Через некоторое время в дверь постучали. «Настоящий полковник» пошёл открывать. За дверью стояло ведро сметаны, ведро молока, ящик водки, дымящийся котёл с супом-шурпой, корзина с хлебом, кукурузными лепёшками и зеленью, несколько коробок со свежее нарубленным мясом и посудой. Мужики, вытерев руки ветошью, занесли всё это. Пиршество началось… Плеснув в кружку, Владимир поднялся. – Мужики!.. – Он сглотнул ком, стоявший в горле, прижал к себе голову сына, – … да ну!.. – И залпом выпил содержимое. Сидящие за столом дружно повторили этот жест. Говорить им не хотелось, и они синхронно заработали челюстями. Мы, утробно урча и поглядывая исподлобья друг на друга, молотили мясо, выделен-ное каждому из нас. Чтобы не случилось беды на трапезе, нас пристёгивали каждого на своём месте. Николай с отцом принесли воды из родника. Она была вкусной, но очень хотелось молока. И хотя все знали последствия сочетания молока со свежим мясом, его всё равно очень хотелось, я уж не говорю про сметану. Потом в дверь опять постучали и с какими0то хорошими словами передали шампуры с шашлыком. Мы задвигали носами, но нам заявили, что это не для наших «наглых морд». Ещё была расплёснута водка. Каждый наливал себе, сколько считал нужным. Так уж у них повелось: никто никого не заставлял, никто никого не упрекал, никто ни на кого не обижался. Они уважали друг друга, хотя некоторые познакомились только здесь. Нам было труднее: нужно иметь больше времени, чтобы сблизиться, как они и, по-скольку образовывалось общество, надо было срочно строить иерархическую лестницу и определять вожака. Это решается зубами, что делать нам не позволялось. По результатам последующих боевых действий вожак определился: им стал кавказец Алый и это не дава-ло покоя ни мне, ни Серому. Но затем всё утряслось. Днём Николай был с нами, но на ночь его уводили. Время обладает свойством быст-ро пролетать, и обследовать место нам пришлось уже при свете луны. Естественно, мы все были на поводках. Попадавшиеся навстречу боевики сторонились нас, поглядывая как-то затравленно издали. На утренней прогулке мужики держались кучно. У каждого на боку висел АКМ с тремя скрученными изолентой рожками. Все к чему-то прислушивались, так что наши прогулки были непродолжительными. Всё остальное время мы сидели в прокуренной «сакле». Они пытались травить анекдоты, но смеха не было. Николай в десятый раз подробно рассказывал о том, что с ним случилось после отправки из военкомата. Удивлялся, почему его, потерявшего сознание, не обглодали собаки. Кто-то высказал предположение о том что, родившийся и выросший с собаками Николай нёс на себе какой-то неистребимый запах, различаемый собаками. А мы лежали и улыбались: ломайте, люди головы, доходите до этого сами, мы вам ничего не скажем. (Помните каменную статуэтку в индийском храме с тремя обезьянками?..) Из разговора Николая с отцом мы поняли, что нас может ожидать. Нас было 29. Кавказец Алый, полуволк-полупёс Серый, пойнтер Ричард или просто рич, фокс Кроша, овчар Лютый, буль Ханя, красавец чёрный дог Воланд, ризен Цыган и ваш покор-ный слуга – афган Рыжий. Десять автоматов и десять мужиков (ночами – девять).
zaldari: ИХ, как выяснилось потом, было 34. ОНИ были схожены и спеты. Мы – притирались. ОНИ долго не появлялись. Ожидание неизвестного – это самая гнусная и изощрён-ная пытка. А вдруг ОНИ вообще не появятся… Неожиданный лай Рича подбросил всех в воздух. Его хозяин внимательно посмотрел на своего любимца, подлетевшего к двери и всасывающего как пылесос воздух. Ноздри Рича ходили ходуном, напряжённые задние ноги подрагивали. «Это ОНО!» – сказал Глеб и взялся за автомат. Мужики заволновались, но суеты не было. Прилаживали подсумки с рожками, передёргивали затворы автоматов, ставя их на предохранители. Вышли кучей, оставив нас внутри и плотно затворив дверь. Выйдя, рассредоточи-лись, разогнав боевиков по углам. Кто-то из наших залез на дерево, кто-то – на поленницу дров, кто-то – на крышу «сакли» в окружение ящиков. Расстегнули чехлы охотничьих ножей, сняли автоматы с предохранителей. ОНИ возникли как-то неожиданно, с разных сторон. Без всякой цели пробежали по опустевшему лагерю в одиночку, обнюхивая и перемечая метку чужих собак. На вид это были безобидные дворняги, и как-то не верилось в рассказы про них. Мужики опешили. И только Николай с отцом нажали на спусковые крючки. Их неудачные выстрелы ни в кого не попали. Владимир промазал, видимо, от волнения, а Николай потому, что вообще не умел стрелять из автомата. Остальные мужики к пальбе не присоединились, так как стрелять было уже не по кому. Собачий дозор растворился так же внезапно, как и появился. Прошло ещё 2 часа – тишина! Мужики, утомившись сидеть в своих гнёздах, часа через три стали двигаться в сторону дверей жилища. Чтобы снять напряжение, Лютый устроил пробежку вокруг лагеря, преследуя две цели: разрядить обстановку и убедиться, что собак нет поблизости. Вернувшись в «саклю», мужики не стали есть. Сидели, курили, молчали. – Слышь, Лютый! – нарушил молчание хозяин Воланда, – что-то мне не верится, что эти благодушные дворняжечки могут кого-нибудь загрызть! – Дай Бог тебе этого не видеть! – сказал Владимир, поднимая на него покрасневшие глаза. – И, вообще, пошли собачек гулять: им после пары вёдер молока, по-моему, уже пора! Мы, услышав о прогулке, забеспокоились – действительно пора! Находясь в замкну-том помещении мы начали присматриваться друг к другу, выискивать симпатии, оцени-вать поведение при кормёжке и прогулках. Коллективчик у нас подобрался особенный. Его душой был ризен Цыган, который никого не доставал как Ханя, не сторонился как Серый, не заискивал как Рич, был со всеми ровен и предупредителен, не теряя при этом чувства собственного достоинства. Он, в отличие от всех ризенов, не кидался при малейшем шорохе с диким лаем на верь, улыбался шуткам других и сам любил удачно пошутить. Он реагировал, с общей точки зрения, на всё правильно. За это его все уважали. Ну, да я отвлёкся. Нас вывели на прогулку. Мы старались не толкаться, но всё же держались кучно, не отходя далеко от дома. Деревья вокруг «сакли», как скаламбурил Цыган, пахли нашими с-саклями. С прогулки забрали и увели Николая на невольничью ночёвку. Мы тихонько бродили по кругу. Хозяин Хани повернулся к «настоящему полковнику», о чём-то спро-сив его. В этот момент Ханя резко дёрнул и, вырвав поводок, ринулся в потемневший лес с весёлым лаем. – …твою мать! – вырвалось у хозяина. – Назад, Ханя! На-за-д!! Мы рванулись в сторону исчезнувшего буля, резко натянув поводки. – Стоять!!! – как выстрел раздался синхронный хор голосов. Через секунду вся наша команда летела, не разбирая дороги, в сторону удаляющего-ся Хани. Мы не успели… Когда сумели разыскать место боя, там уже было пусто. В редком ельнике пятачок земли был вытоптан и утрамбован. В центре его лежало то, что раньше было весёлым Ханей. Вокруг валялись чьи-то уши, чьи0то клочья. Нечувствительный к боли и имевший хорошие челюсти, Ханя дорого продал свою жизнь: рядом с ним в свете фонаря лежало три мёртвых тела довольно солидных дворняг. Вот и открыт счёт нашим и ИХ прорехам. Виктор опустился рядом с останками и застонал. У мужиков заходили желваки. В темноте этого не было видно, но мы по чувствова-ли. Похоронив Ханю и забрав трупы собак, мы вернулись в лагерь. На ближайших к «сакле» деревьях были оставлены зарубки: на одном – три, на другом – одна. В разведен-ном боевиками громадном костре горели принесённые туши людоедов. Вокруг костра, освещённые его пламенем, бубня какую-то мелодию, двигались, притоптывая, вооружён-ные люди. Это был жуткий танец, сопровождавшийся грохотом автоматных очередей в небо. В эту ночь всем не спалось. Боевики принесли мясо, но никто из нас, кроме Серого, не притронулся к нему. «Настоящий полковник» остановил Виктора, открывающего третью бутылку водки. – остынь! Этим ты не поможешь. Не хватало нам ещё твоей смерти. – Да пошёл ты! – крикнул Виктор и с какой-то нечеловеческой силой вогнал охотничий нож по самую рукоятку. Потом посидел, передёрнулся и неожиданно заплакал навзрыд: – Ты ведь знаешь, что у меня нет детей. Он мне был как сын! Лютый подошёл, навалился сзади, обхватил его голову и как-то жалобно произнёс: – Прости меня… Виктор, лежа на столе, всё плакал и плакал, затем затих – водка взяла своё, и он за-снул. Пальба у костра всё продолжалась, в воздухе стоял запах палёной шерсти, горелого мяса и костей… Настало утро. На зарубках выступила смола, будто природа оплакивала безысходность ситуации, созданной людьми. Привели Николая. Он уже был в курсе случившегося. Коротко спросил: – Где Виктор? Ему показали спящего. Николай сел на край нар, вытер влажным полотенцем разво-ды грязи на его лице. Виктор не просыпался. После водки, снявшей стресс, он проспал около полутора суток. Наступившие сутки прошли в каком-то оцепенении. До нас начало доходить, зачем на с сюда привезли. Но до конца мы поняли это только через три дня. Во время дневной прогулки Рич заволновался, хватая носом воздух. Все вопроси-тельно посмотрели на его хозяина. Через некоторое время раздался лай Ричарда. Владель-цы поспешили завести нас в «саклю», как по команде, боевики рассыпались по укрытиям, тщательно баррикадируя двери. Так Рич стал колоколом, предупреждающим нас о приближающейся опасности. Он был уникумом в своей породе, схватывая запахи на неправдоподобно большом расстоя-нии. Нас заперли в помещении, а сами рассредоточились по боевым позициям. Внимание было направлено в ту сторону, куда был направлен лай Рича, но собаки неожиданно поя-вились с противоположной. – Не стрелять – пусть соберутся! – рявкнул Владимир. Собаки совершенно не среагировали на голос. Дворняжечья мелочь, ведомая ягдтом, деловито прошлась по окраине лагеря и направилась к кострищу. В воздух полетела зола – так усердно работали лапами собаки. Справа «саклю» обогнул кэрри-блю с компанией. Они пометили деревья и заинтересовались дверью хижины, за которой разрывались Рич и Крош. У Кроша был сильный, доносчивый голос. К компании, с лаем царапающей дверь «сакли», примкнул как с неба свалившийся громадный песочный дог. Он подал голос. В ответ истерически залился наш овчар. Лютый. Нервы Виктора не выдержали и он, нещадно ругаясь, начал поливать из автомата костровую компанию. Собаки бросились врассыпную, но одна, подскочив, визжа закрутилась и, загребая вокруг себя перебитыми лапами, рухнула на землю, а другая тихо ткнулась мордой в пепел. Группа собак, пытавшаяся открыть дверь, поняла, что с ней не справиться и приня-лась делать подкоп, не обращая внимания на подкоп. Мы тоже рыли землю внутри поме-щения. Поскольку с обеих сторон работало сразу несколько собак, ход получился весьма просторным. Снаружи начали раньше, поэтому встреча была внутри «сакли». Земля с ка-менной крошкой, о которую было сорвано несколько когтей, зашевелилась, и тонкая пе-реборка осела, открыв всё пространство подкопа. В нём торчала голова керри, заросшая шерстью с забившейся в неё землёй. Алый сделал первый шаг к лидерству: сомкнул свои мощные челюсти на появившейся голове. Раздался треск ломаемого черепа. Ноги керри задёргались, заскребли грунт и вытянулись. Внутрь подкопа потекла моча. Алый разомк-нул челюсти и тут же захлопнул их на другой голове, появившейся в подкопе; Крош, про-тиснувшись между ними, ринулся в ход, выталкивая труп керри наружу. Он выскочил подобно пробке из бутылки с «шампанским», совершенно обескуражив стоявших у дверей противников. Они отшатнулись, что дало возможность нам плотной струёй выплеснуться наружу. Что тут началось!!! Дог, мотая головой, пытался сбросить висящего на его щеке Кроша. Чужой овчар с Цыганом, вцепившись друг в друга, кубарем покатились под горку. Серый жрал крупного дворню. Лютый отбивался от ротвейлера, а Рич бегал кругами, прихватывая то одного, то другого и, наконец, впился в зад песочного дога. Мне досталась пара полулаек, изрядно потрепавших меня. А дверь сотрясалась под ударами мощных лап Алого и Воланда, не проходивших по размерам в подкоп. Мужики палили вверх, стараясь посеять панику и разогнать участников бойни, но их старания были тщетными. Они не могли стрелять по врагам, чтобы не попасть в своих. А как мы различали, где свои, а где чужие – одному Богу было известно. Ведь в пылу боя можно было задрать и друг друга. Но этого не произошло. Конец бою положило появле-ние в проёме взбешённого Алого. Он, видимо, здорово плеснул энергетикой, и наши про-тивники обратились в бегство. Мы бросились их преследовать, но со всех сторон прозву-чал истошный крик: – Стоять! Стоять, твою мать! Стоять… и перечисление наших имён. – Стоять! Голосом Виктора кричала душа Хани, заклиная нас вернуться. Кто раньше, кто поз-же, но мы остановились. Кто по команде «Ко мне!», кто без команды начали возвращаться к «сакле», где в совершенно идиотской позе, суча лапами, барахтался застрявший в подкопе Воланд. Сбежались бледные, как смерть, мужики и начали осматривать и ощупывать своих питомцев. Николай с хозяином Воланда ножами рыли землю, освобождая дога из-под порога. Потом все оказывали помощь хозяину Цыгана, врачу-ветеринару, который выбривал у нас травмированные участки тела, штопал, заливал йодом, вправлял. Счёт был 3:0 в нашу пользу, а с Викторовыми трофеями 5:0. ну, не сказать, чтоб чис-тый ноль, так как мы тоже были изрядно потрёпаны. Во время повторившихся ритуальных танцев вокруг жертвенного костра «настоящий полковник» привёл к нам в «саклю» боевика. С большой опаской и отвращением мы были измерены какой-то узловатой верёвкой. Чувствуя его отношение, каждый из нас рычал, несмотря на увещевания наших мужиков. На многих из нас надели намордники. Владимир же постоянно уговаривал струхнувшего боевика продолжать обмеры, гарантируя полную его неприкосновенность. Оказалось, что это был шорник экстра-класса. И буквально через сутки мы красова-лись в новых кожаных ошейниках, нагрудниках и широких браслетах с металлическими шипами. Виктор поставил себе в обязанность вести страшную статистику на деревьях, часами просиживая у правого, пока с одной зарубкой. Он много курил, опершись на автомат, гладил кору и что-то приговаривал – Лютый строго-настрого запретил ему ходить на могилу Хани до окончательной развязки. Как знать, может, он был прав?..
zaldari: В этом мы убедились на следующий день. После боя ОНИ чётко уяснили себе, кто является реальным врагом и начали планомерную охоту на нас. До сих пор никто не знает, что и как занесло хозяина Воланда в лес. Никто не видел, как он ушёл. Спохватились только тогда, когда Рич поднял тревогу. Все начали одевать своих питомцев в шипы. Только Воланд одиноко стоял у нар и беспокойно прядал ушами. Лютый, увидев это, ошарашено осмотрел «саклю». – Юрик! Где Юрик? – заорал он. В это время где-то в лесу раздалась автоматная очередь, суматошный лай и визг со-бак. Все бросились на звуки. Впереди огромными прыжками нёсся Воланд. За ним, не отставая, остальные. Когда мы выскочили в перелесок, то увидели прислонившегося к дереву Юрика, перезаряжающего автомат. Он с маху не попал рожком в гнездо. В это время на него прыгнул азиат, стараясь сбить с ног или оттолкнуть от дерева. Юрик резко выставил автомат, ствол которого проткнул горло алабая. Оставшись безоружным, он схватился за нож, но ИХ овчар отработанным движением повис на руке. Юра вскрикнул. В икру его ноги тут же впился мёртвой хваткой ягдтерьер. Мы врезались в кучу. Воланд, теряя по дороге куски тела, пробивался к своему хозяину. Юрик уже сидел, прислонившись к основанию дерева, с потухшим взглядом. Он равнодушно смотрел на рвущих его собак. Мужики, Владимир и Сергей, полосовали но-жами всё, что попадалось на пути, пробиваясь к своему товарищу. Они, как заведенные, мокрые от пота и крови, уже в который раз вместе сражались со смертью. Добравшись до Юрика, Владимир начал рвать и резать на нём одежду, стараясь перетянуть глубокие ра-ны. А Сергей со своим псом, Воландом и Лютым заняли круговую оборону, не подпуская никого. Мы быстро обратили стаю в бегство. ОНИ убрались, оставив бездыханными де-вять своих соплеменников. Соорудив из жердей и курток носилки, четверо мужиков побежали в лагерь. Мы шли медленно, так как Николай на плечах нёс изувеченного Воланда. Когда мы подошли к лагерю, невдалеке послышался шум приближающейся «вертушки», вызванной командиром отряда. – Клянусь! Я сделаю всё, чтобы он жил, – заявил Али. С чего бы это?! Сам убивший не один десяток человек и потерявший не одного соратника, он вдруг проникся к нашему Юрику и сам полетел, чтобы устроить его в больницу. Долетят ли? Николай положил на стол в «сакле» Воланда, но тому уже не нужна была помощь Ген Геныча. Воланд потерял много крови и душа его отлетела. Наверное, помчалась дого-нять Юрика, чтобы поддержать родственную душу в борьбе со смертью. Виктор с Николаем и «настоящим полковником» вышли хоронить тело Воланда, а остальные мужики начали потихоньку помогать хозяину Цыгана, Ген Генычу, приводить нас в порядок. Воланда закопали у правого дерева, на котором появилась вторая зарубка. Взяв самых смелых боевиков, принесли мертвяков. В эту ночь у костра не пели, не танцевали, а, стоя в кругу, палили из автоматов в воздух, периодически что-то выкрикивая. Виктор сидел на бревне между двумя зарубочными деревьями и курил, курил, ку-рил… Потом, видимо поддавшись общему настроению, не поднимаясь выпустил весь свой боезапас в Созвездие Гончих Псов. Зайдя вдом, он ткнулся головой в подушку, зло выма-терился и, не найдя поддержки у мужиков, затих. В эту ночь боевики оставили Николая в «сакле». Остатки стаи не появлялись пять дней. Пять долго тянувшихся дней не звонил наш «пожарный колокол» – Рич. Боевики ликовали. Их командир Али начал подкатывать к Глебу с просьбой продать ему Ричарда за любые деньги. – Ты жену или детей продашь?! – спросил возмущённый Глеб. – Жену продам… Хочешь, поменяемся, она у меня молодая, красивая! – Не нужны мне ни твоя жена, ни твои деньги. Рич мне как сын, понимаешь?! Ты сына продашь? – Э, сравнил, ведь это собака. Я тебе столько денег дам, что ты 100 таких купишь. – Вот и купи! – начал терять самообладание Глебыч, – выбери, купи, вырасти, вос-питай, душу вложи, а потом я посмотрю, как ты его продашь. Да и вообще, закроем эту тему, и чтобы разговор этот никогда больше не возникал! – Э-э, не горячись, подумай – деньги дам большие!.. Я украду его у тебя – запомни! После разговора Глеб матерился нещадно. Таким я его никогда не видел. Но вот взлаял Рич. Нас одели в шипы, которые мы оценили уже в день смерти Во-ланда, после боя отделавшись лишь гематомами и незначительными покусами. После прошлого сражения на наших мужиках появились бронежилеты, защищающие спину и живот, а на АКМ-ах – штыки-ножи. Так любители собак превращались в опытных убийц-»собачников». ИХ оставалась ровно половина, но самых опытных, самых хитрых, самых везучих. ОНИ выработали тактику пожирания одного всем миром. Мы тоже были не лыком шиты – моментально нашли противоядие, используя характерные черты пород, представленных в нашей дружной команде. Жаль, что мужики совсем не понимали, что у нас и у НИХ на уме. Итак, всё готово к бою. Бойцы рассредоточились на огневых точках. Мы – на охот-ничьих, легко сбрасываемых сворках у дверей «сакли». Сворки – в руках Николая. Рич лает очень беспокойно, направляя морду то в одну, то в совершенно противопо-ложную сторону. Но ОНИ внезапно подлетели с разных сторон. Алый вышел вперёд и спокойно встретил песочного дога, как полагается – по месту. Дог кувыркнулся на спину, не понимая, как это произошло. Тут же в шею Алого вцепился ротвейлер, которого жевал Серый. А на крупе Алого успела повиснуть, дёргаясь и давясь густой шерстью, целая гроздь всякой мелочи. Овчар, натыкаясь на шипы, пытался подобраться к рёбрам Алого, но я по тактиче-ским соображениям, взял его на себя. Цыган, в свою очередь, оторвал от меня ненавист-ного полулая и распорол ему брюхо. Мои челюсти ощутили предсмертные судороги овча-ра. С ним всё было покончено. В это время мне в пах впился другой полулай. И только откушенная мною мочка его носа помогла мне сохранить моё мужское достоинство. Боль у нас была примерно одинаковая, но помощь Кроша и Рича обратила моего противника в бегство. Разделавшись с догом, Алый сел с размаху на зад, подмяв под себя сразу не-скольких «засранцев» (тематическое выражение Цыгана). Ротвейлер невдалеке нёсся сло-мя голову, а Серый на ходу распускал его шкуру на ленты. Мужики штыками закололи несколько дворней. Остальные бежали. Торжества от победы не было. Была какая-то оглушительная опустошённость. Ген Геныч заливал нас перекисью и зелёнкой, кое-где наложив скобки. Снова костровое пение, выстрелы, зарубки. Меня уже начало тяготить пребывание здесь. Папа, чувствуя это, тоже нервничал, даже хватанул водки, к моему величайшему удивлению. Мы оба с ним неплохие «едоки», но сейчас нам не хотелось ни пить, ни есть. Николая опять начали уводить на ноль. боевики, осмелев, пытались с нами разговаривать, но мы, ощущая неприязнь, щерились и рычали. Алый за боевые заслуги был признан вожаком, а я и Серый считались его вице-премьерами, но и это радости не приносило. Всё это суета сует! ИХ осталось совсем немного. Неужели у НИХ не хватит ума признать своё пораже-ние и уйти отсюда. И не дай Бог, если хватит. Ведь боевики знают, что кое-кто из НИХ ещё остался в живых – значит, условия до конца не выполнены. Но к нашему «счастью» ОНИ оказались упёртыми. В НИХ поселилось настоящее чувство вольницы. ОНИ ненавидели нас, с ИХ точки зрения, гнусных прихлебателей двуногих, лютой ненавистью. Для НИХ же это была только ходячая «свежатина», некогда решавшая, что и когда ИМ есть, составляющая расписание выхода в туалет и порой лупцующая ногами и всем, что попало под руку за так называемые ИХ «провинности». С ещё большим удовольствием впивались ИХ зубы в тела двуногих, когда приходили эти мысли. А видеть в глазах двуногих панический ужас и купаться в волнах адреналина – это ли не упоение! И вдруг появляется кучка совершенно не пугающаяся ИХ кучка людей, да ещё с со-баками. И их собаки, вместо того, чтобы примкнуть к СТАЕ, не дают запугать и разде-латься с этой кучкой «ходячих продуктов». Что двуногие представляют собой без собак? МЫ видели! А посему, при стычках нужно уничтожить своих братьев по крови. Выпустить им эту кровь, размотать кишки и порвать глотки. А с человеками потом – с ними проще. ОНИ подкручивали друг друга и боевой дух не дал ИМ времени для зализывания ран. Этот же самый боевой дух погнал ИХ на последний бой – восстановить свою власть или погибнуть! Заволновался, занюхал, заострился Рич. Нас схватили, некоторых сдёргивая с «гор-батой позы», ещё до лая Рича. Но потом, одумавшись, дали доделать дела. И вот чистый голос Рича предупредил боевиков, что нужно прятаться по нарам. Мы устремились в «саклю» экипироваться. Мужики наконец поняли глупость своих «огневых точек». Пере-хитрить СТАЮ не было никакой возможности. ИХ нужно было встречать лицом к лицу. Ибо все засады, все установленные ловушки ОНИ обходили играючи. Бойцы встали плечом к плечу у дверей «сакли», взяв автоматы наизготовку и рас-стегнув чехлы охотничьих ножей. Нас, несмотря на все возражения, оставили в доме, по-ставив в дверях Николая. Ощеренные, ОНИ как будто материализовались из небытия, справа и слева от на-прягшихся мужиков. – … твою мать! – заорал во всю глотку Виктор и нажал на спусковой крючок. В это время с крыши «сакли» на него бросился полулай. Сбив Виктора с ног и ку-выркнувшись через голову, отлетел в сторону. Кинувшиеся собаки были отброшены плотным автоматным огнём. Виктор быстро вскочил на ноги «подъём-разгибом», но ору-жие поднимать не стал: его заслонил от собак автоматными очередями Ген Геныч. От мощного удара Алого дверь резко распахнулась и Николай не смог устоять на своём мес-те. Мы клином (впереди Алый, затем я с Серым и за нами все остальные), расталкивая мужиков, хлынули из дверного проёма и врезались в ИХ стаю. ОНИ откатились назад, и, ни секунды не медля, ринулись навстречу нам. Алый напрягся, ожидая атаки, но ОНИ как-то обтекли его с обеих сторон, ловко просочились между опешившими Серым и мной, и все сразу одновременно вцепились в Цыгана. Пока мы развернулись, на него уже было страшно смотреть. Мы устремились в лающий, хрипящий, рычащий клубок, центром которого был окровавленный Цыган. Раздёргав этих гадов, мы занялись каждый своим противником. Стоял истошный лай, визг. Мужики пришли в себя и начали с тупым остервенением колоть штыками этих убийц. Когда штык входил полностью в тело, раздавался визг и короткая автоматная оче-редь, разбрызгивающая фонтанчики крови… Закончилось всё так же неожиданно, как и началось. Ген Геныч собрал на земле части тела того, кто раньше был нашим любимым Цыга-ном и понёс в «саклю». Папа, Владимир, Серый и Виктор побежали помогать ему, хотя все прекрасно осознавали, что… Глеб пытался успокоить Николая, который с дикими глазами и матерным рычаньем исступлённо пинал мертвяков, покачивающихся от каждого его удара. Не понимая проис-ходящего, овчар Лютый недоумённо глядел на хозяина. Нас, совершенно отрешённых, завели в дом, раздели и осмотрели. Мы были целы, не считая мелких царапин и порванного века у Рича. Глеб сам взялся обрабатывать его рану: промыл, стянул лейкопластырем и начал искать, из чего можно сделать воротник, чтобы уберечь рану от возможных расчёсов. Ген Геныч бился над Цыганом часа четыре, потом, совершенно обессиленный, сполз на пол. Владимир протянул ему бутылку со спиртом. Папа и Виктор, связав углы окровавленной простыни с лежащей на ней собакой, вынесли её наружу. Сергей взял две лопаты и два автомата и вышел вслед за ними. Вечерело. Трещал костёр, бубнили голоса, перемежающиеся автоматными очередя-ми. Полыхал кровавый закат. Воздух был густой и терпкий. Он с большим трудом входил в лёгкие, наполняя всё запахом палёной шерсти. Потом пришла ночь… Оставив Глеба присматривать за нами, мужики развели огонь между деревьев, на одном из которых было 3 зарубки, а на другом 34. они молча сидели у костра, курили и пили водку без закуски. Говорить было не о чем. И было утро… И был день. Мы забылись тяжёлым беспокойным сном, постоянно взлаивая, дёргая ногами и головами. Ген Геныч возился с глазом Рича. Мужики чистили оружие и картошку. На столе, запёкшемся от крови Цыгана, Папа в задумчивости выпи-сывал шариковой ручкой четверостишье Баба Тахира: Да будет сломлен твой, небесный свод, хребет! Ты поглощаешь всех, явившихся на свет. Не слышал я, чтоб жизнь ты даровал навечно, Зато слыхал не раз: таких-то больше нет… На нарах отец с Николаем, опершись спинами, курили и о чём-то тихо переговари-вались. Пришёл Али, рассказал, что Юрику сделали три операции, что он сейчас в реани-мации, пока в тяжёлом состоянии. – Я костьми лягу, клянусь мамой, он будет жить! Ничего не пожалею… – распинался этот «Азраил». – Я видел 34 зарубки. Мой человек считал – всё правильно… Номне кажется, что их было больше… Подождём ещё дня 3-4-, появятся… Сына можешь оставить у себя, – об-ратился он к Лютому, – остальных – отдам после, как договаривались. Не бойся, не обма-ну! В воздухе повисла гнетущая тяжесть. Ген Геныч и Серый начали медленно подни-маться у своих нар. У Али забегали глаза, он быстро распрощался, и, сославшись на дела, чуть не бегом покинул «саклю». – Я видел больше… – передразнил его Глеб. – У страха глаза велики! Трус он, твой Али. Трус поганый! – Ой, мужики, не нравится мне всё это, – прохрипел Ген Геныч. – Оружие не отда-вать, пока не выберемся на волю. – Может, взять его в заложники?! – предложил Сергей, скрипнув зубами. – Не дури! – осадил его Владимир. – Это зверьё не пожалеет ни его, ни Нас! Посмотрим, что дальше будет… Оружие, естественно, не отдадим. Николай, посмотри, сколько у нас патронов осталось. – Я, пожалуй, наведаюсь в их арсенал, – промолвил Сергей. Лицо его было страш-ным. Пришла ночь, празднуя победу над «шайтаном», расслабились. Часть мужиков про-гуливала своих питомцев на виду у отдыхающих и, чтобы привлечь внимание, заговари-вали с ними. Другие, в «сакле» рвали глотки, распевая «Извела меня кручина…» лазутчи-ки вернулись только под утро, принеся с собой 2 гранатомёта, ящик гранат и коробку ав-томатных патронов. Им понадобилось не много времени для того, чтобы заложить детонатор и взять оружие, но они долго возились с маскировкой проводов, дублирующих дистанционное устройство. Ведь если бы кто-нибудь заметил это или обнаружил позже, то мы бы остались здесь навсегда. – Погибать, так с музыкой! – решили все. Арсенал был «богатым» и при решении спорных вопросов от лагеря осталась бы только гигантская воронка. Прошло ещё три дня на нервах. Ни Али, ни кто ещё из боевиков, в «саклю» не захо-дил, стараясь общаться на воздухе. Он «доставал» Глеба из-за Рича. Пришлось вмешаться «настоящему полковнику», поскольку взбешённый Глеб сказал, что при очередном домо-гательстве он просто перережет глотку Али. А Глеб это мог, имея «чёрный пояс» и бога-тый военный опыт. Он и голой рукой мог снести башку любому. Напряжение нарастало. В эту ночь никто не спал. Проверенное оружие было наготове. Прогуливать нас выводили на поводках и опять всех вместе. Ген Геныч, Виктор и Владимир прикрывали нас со стороны лагеря, хотя, как мы поняли это позже, это было совершенно ненужным. Когда чуть забрезжил рассвет, Али вызвал из «сакли» Николая и отца. Как-то неес-тественно громко, стоя у раскрытой двери и картинно щёлкая выбрасывающимся ножом, он проговорил: – Как настоящий мужчина, я никогда не бросаю слов на ветер, и мельком глянул на Глеба. – Как договаривались, сын – твой! Пусть он поедет и отберёт ещё пятерых пацанов. Аллах велик! Он помог вам, неверным, разделаться с шайтаном. Во славу Его я отпускаю свою законную добычу. Пусть их матери расскажут всем, что не надо лезть к нам с вой-ной. Нас не победить! С нами Аллах и пророк его Махоммадд… Иди, мальчик, выбирай! После этих словоизлияний наступила какая-то нервозная тишина. К двери подскочил Сергей. Он рванул своей однопалой рукой за шиворот топчущегося у дверей Николая внутрь «сакли». – Садись, пиши имена! Пусть их привезут сюда. По лицу Николая пробежала волна облегчения. После слов Али о выборе пятерых он представил себе: двести пар глаз, устремлённых на него с надеждой, мольбой, отчаяньем, угрозой… Мужики, шкурой почувствовавшие подвох, стали стеной у дверей. Мы, реагируя на такую обстановку, заворчали. Лаем разразился овчар лютый. Али отпрянул от двери, произнося ругательства на своём языке. «Настоящий полковник» передал ему записку, написанную Николаем и тоном, не допускающим возражений, выпалил: – Мы собираемся. Али что-то гортанно выкрикнул. Появились два боевика верхом и умчались с пере-данным списком. В лагере возникло заметное оживление, потянулись дымки нескольких костров, на поляну поволокли столы, скамьи, табуреты. Привезли мальчишек. Мужики мельком взглянули на них, не переставая собирать вещи. Парни обнялись по очереди с Николаем. Один из них почему-то плакал, остальные топтались, не зная, как себя вести и что делать. – Быстро всем за стол, и чтобы я вас не видел и не слышал, – гаркнул Сергей. Мальчишки тихонечко присели у стола. Владимир подозвал сына и о чём-то начал говорить, показывая в угол «сакли». Николай внимательно слушал и послушно кивал. Сборы закончены, пожитки упакованы. Пришёл гонец от Али с приглашением к прощальному столу. Впереди гонца лился умопомрачительный запах шашлыка и брынзы. Мужики вышли за посланцем и плотно закрыли дверь. Мальчишки с Николаем остались в доме у стола, на котором лежали автоматы. Мы подошли, обнюхали ребят и расположились на полу между столом и дверью. Серый постоянно вскакивал, подбегал к двери и прислушивался к доносившимся с улицы звукам. За прощальный стол наши сели скучено, отказавшись рассаживаться между боеви-ками. Только Сергей, поиграв желваками, пошёл и сел рядом с Али, отчего тот нервно поёжился. – Я думал, что здесь сядет отец Николая, – сказал, было он, но Сергей оборвал его: – Это одно и то же! Ты, тамада, говори, не тяни время. Уж очень есть хочется. Боевики переглянулись. Они никогда не слышали, чтобы с Али кто-нибудь разгова-ривал подобным тоном. Али недобрым взором взглянул на Сергея, но тут же взял себя в руки. – Я поднимаю этот единственный бокал (больше не позволяет моя вера) за отца, ко-торый как настоящий мужчина нашёл и забрал своего сына. Он привезёт его матери, не поверившей в смерть своего мальчика. Она будет всю жизнь молиться своему Богу за на-ше здоровье. За то, что мы не убили её сына, а сохранили его и отдаём ей живым и здоро-вым. Друзья отца – настоящие джигиты. Они не бросили друга и помогли ему. Я обещаю, что их товарищ будет жить, и скоро они вместе будут пить водку. Я прошу передать мате-рям остальных, чтобы они не пускали своих сыновей опять на войну. В жизни везёт по большому счёту только один раз! Вот за это и выпьем! Боевики выпили стоя, сели и дружно зажевали, стараясь улыбаться, встретившись взглядом с «настоящим полковником». – Мы больше пить не будем, а вы себе наливайте, – сказал самый пожилой боевик, видимо, заместитель Али. Владимир встал, налил по полстопки нашим мужикам, и со словами «Нам в дорогу тоже много ни к чему…», поднял рюмку. – Вот тут Али сказал, что я пришёл и забрал сына… Но он почему-то не сказал, что я и мои друзья, сидящие здесь за столом, дай Бог им здоровья, вырвали сына из пасти со-бачьей стаи и сохранили жизнь многим из вас, положив за это жизнь трёх собак и здоро-вье Юрика. Или что, этого кошмара не было? Почему ты читаешь себя благодетелем?! Я бы на твоём месте сказал: «Низкий поклон вам за то, что вы сделали! Примите нашу бла-годарность и мальчишек в придачу…» Уж если ты считаешь себя мужчиной, то называй вещи своими именами. Дай Бог тебе дожить до нашего возраста, и не дай Бог пережить тебе то, что я пережил. Если бы ты встретился в бою со мной или моими друзьями, я бы тебе не позавидовал. Я поднимаю этот тост за то, чтобы враги решали все вопросы за та-ким вот столом, а не на поле брани. Хватит крови! Мир и так захлёбывается в ней. Вот за что я хочу выпить! Мужики разом махнули стопки и сосредоточенно принялись за сочный шашлык. Принесли котомки с едой на дорогу. Представили проводника. Попытались забрать оружие. Но Сергей объяснил, что оружие будет передано проводнику при прощании. На том и сошлись. Пару лошадей навьючили нашими пожитками и мы, посидев у зарубочных деревьев, двинулись в путь. Боевики в знак расставания ударили очередями из всех автоматов вверх (Господи, не настрелялись ещё… Дверь «сакли» осталась открытой. На столе, рядом с написанным Папой четверо-стишьем, лежал большой лист с именами Хани, Воланда и Цыгана и стопка военных би-летов, пригвозжённых к столу большим охотничьим ножом «настоящего полковника»… От лагеря шли быстро, ходко, постоянно подгоняя проводника. Хотелось уйти как можно дальше на момент обнаружения в «сакле» «адской машинки» и гранатомётов. Шли гуськом, как всегда ходят в горах. Замыкающими были Алый с хозяином. Глеб прижал его, ласково успокаивая и надел намордник, чтобы Рич не взлаял. Проводник, ничего не подозревая, спокойно продолжал путь. Метрах в 250-ти слева от нас молча, без лая, про-шла крупная сука с выводком щенков месяца по полтора. Кем вырастут эти щенки?! Шли до густой ночи, стараясь одолеть как можно большую часть пути. Лагерь раз-били под звёздами. Недолго сидели мужики у костра. Завалились спать, не выставив ох-раны, полностью доверившись нам. Утром, чуть забрезжило, спешно хватанув горячего чаю, опять отправились «топтать дороги». Проводник, не привыкший к такому темпу пе-редвижения, выглядел совершенно измученным, и, в конце концов, уселся на лошадь. Ну, вот и место расставания. Лошади развьючены и обвешаны оружием. Проводник с чувством облегчения расцеловался с нашими мужиками, пожал руки мальчишкам, по-трепал по холке виляющего хвостом Рича и отправился в обратный путь, весело насви-стывая какую-то мелодию лошадь, как бы в такт, кивала головой. Мужики весело пере-глянулись, и, ударив друг друга по рукам, направились по указанной дороге. Они шумно обсуждали пьянку, которую они закатят после возвращения. С их дурашливыми возгласа-ми выходило напряжение последних дней. И ВДРУГ… Рич подлетел вверх, и, сделав в воздухе немыслимый пируэт, шлёпнулся со всего маху на землю, забрызгав кровью и мозгами всех, находящихся рядом. – Лежать! – заорал Владимир, сбивая с ног мальчишек. Сергей с криком «Лежать, Серый, лежать, … твою мать!» навалился всем телом на рванувшегося рядом Глеба. Все моментально поняли, что разрывная пуля, снёсшая голову Ричу, выпущена снайпером. Какое у него задание и кто следующий? Сергей изо всех сил удерживал дёргающегося и матерящегося Глеба. Их борьба продолжалась около получаса. Глебу всё-таки удалось вырваться, и он попытался устремиться вслед за удалившимся проводником. – Всех загрызу, шакалы поганые! – орал он. Я замер, ожидая разрыва пули в голове или груди, но выстрела не последовало. Мужики метнулись за Глебом, свалили с ног, скрутили. Оттащив его метров за 150 от места гибели Рича, посадили на землю и обложи-ли рюкзаками, оставив на попечение мальчишек. Затем вернулись и начали ножами и то-пориком копать могилу Ричу. Нас сгрудили, уложив, и приставили Ген Геныча. Глеб в это время бился и орал, что если мальчишки не развяжут его, он передавит их как щенков. Ребята, чувствуя свою вину перед ним, да и всеми находящимися здесь, прятали глаза. А в чём они виноваты?.. КОНЕЦ
админ: zaldari спасибо!очень интересно!добро пожаловать!
админ: черный юмор Идет мужик по улице, навстречу похоронная процессия. И за гробом идет огромная толпа мужиков. Рядом бежит собака. Мужик спрашивает: - Кого хоронят-то? - Да тещу мою... - А от чего умерла? - Да собачка моя покусала! - Одолжи собачку! - Так вставай в очередь...
админ: черный юмор Идет мужик по улице, навстречу похоронная процессия. И за гробом идет огромная толпа мужиков. Рядом бежит собака. Мужик спрашивает: - Кого хоронят-то? - Да тещу мою... - А от чего умерла? - Да собачка моя покусала! - Одолжи собачку! - Так вставай в очередь...
админ:
админ: Как сделать так чтобы вас укусила собака Итак - топ 10 способов 1. Увидев спокойную служебную (или просто крупную собаку) сидящую у ноги её хозяина, ни в коем случае не проходите мимо! Это ж ваш шанс! Обязательно подойдите к ним впритык крича на всю улицу "я боюсь собак!" "срочно её уберите". При этом рекомендую истерично размахивать руками, и желательно замахнуться на хозяина. 80% собак сочтут это нападением на хозяина и будут его защищать Если собака оказалась на редкость флегматичная, или хозяин её удержал- не отчаивайтесь, и на вашей улице будет праздник. 2. Подкараульте эту парочку когда они будут гулять в лесу и собаку спустят с поводка. Придерживайтесь вышеприведенной инструкции Если вам досталась собака идеально отдресированная, которая по команде хозяина проигнорила вас, сразу приступайте к пункту 3. 3. Попробуйте убежать в сторону от собаки размахивая руками и крича во всю глотку. Возможно в собаке проснется охотничий инстинкт, она вас догонит и наконец укусит. 4. Старайтесь гулять исключительно в местах большого скопления собачников- так ваши шансы на покус (вкупе с поведением психа) прибавяться. Не забывайте истерично кричать "поназаводили монстров" "здесь же могут дети гулять" "собака должна сидеть на цепи!" особенно хорошо это будет выглядеть на выставке собак. 5. Стремитесь щупать, гладить и тискать всех собак без разрешения их хозяев. Особенное внимание уделите грозным, крупным и явно неуравнавешенным на вид псам, хозяева которых будут умолять вас не подходить. Обьясняйте это тем что вы так избавляетесь от страха перед собаками. 6. Если хозяин с собакой решил сбежать от вас - догоняйте! А то вдруг собачка таки решиться укусить-а ей не дадут?? 7. Громко и требовательно заявляйте что все собаки даже в диком лесу должны носить глухой намордник. А лучше вообще - скафандр. При этом комендуется подсовывать руки в пасть собаки - показывая где именно этот намордник следует носить. 8. Если вас не смотря на все старания постигла неудача с домашними собаками, попробуйте с дворнягами. Выследив достаточно крупную дворнягу сначала попытайтесь швырнуть в неё чем то мелким - дабы обратить на себя внимание. Далее пристально смотрите ей в глаза(собаки воспринимают это как вызов) если дворняга не бросилась сразу-попробуйте использовать пункт 3 - т.е убежать от неё. 9. Если вам все еще катастрофически невезет - попытайтесь проникнуть в чей то охраняемый двор, или на територию стройки где обычно ошиваеться толпа мелких дворняжек. 10. Если вам до сих пор не удалось побывать укушенным - попытайтесь использовать последний метод. Купите взрослого, агрессивного неадекватного, большого пса. Желательно кобеля. Издевайтесь над ним. Не кормите и избивайте. Но при этом ни в коем случае не дрессируйте и желательно посадите на короткую цепь. Рано или поздно он вас укусит. Поздравляю. Вы своего добились. Теперь можете(залечив укус) сесть за комп и написать душераздирающую статью про собак -коварных убийц.
админ: http://www.youtube.com/watch?v=Nq0_t7U2-jc#at=81
админ: Я, твой верный пес, пойду первым. - Но вы же говорили, что оставите мне щенка? - с обидой в голосе, спрашивал он у хозяина немецкой овчарки. - А сколько тебя ждать? Все, кобели закончились, бери сучку, вон две сучки еще осталось, - равнодушно ответил хозяин. - Мне нельзя сучку, мне родители разрешили только кобеля, - пробурчал Артемка, развернулся и пошел прочь, с трудом сдерживая слезы. Такая обида была на душе, еле выпросил у родителей эту десятку, две недели уговаривал, уговорил, а тут вот. - Где я найду еще настоящую овчарку? - задавал он сам себе вопрос, -эх. Артемка шел по улице и пинал все, что попадется на пути: камушки, травинки, одуванчики. Так и допинался он до дома своего друга, Ивана. - Эй, Ванюра, - крикнул он во все горло, - Ванюра выходи. Из окошка высунулась мать Ивана, - Ты что тут орешь, позвонить что ли не можешь? - А Ванька дома? - виноватым голосом, спросил Артемка. - В бане он, моется, - ответила женщина и провалилась обратно в окошко. - Вот ведь, а в баню меня не зовут, как что помочь, так, Артемка помоги, а как в баню, так фиг тебе, - подумал пацан и уселся на траву около забора. Ванька вышел не скоро, пока помылся, пока поел, пока пузо почесал. А Артемка все это время сидел около забора, общипывал траву вокруг себя, и думал, где ж ему добыть настоящую овчарку. Калитка скрипнула и на улицу вывалился Ванюра, собственной персоной. - Че делаешь? - задал он очень умный вопрос. - Сижу вот, - не менее умно, ответил Артемка. - Что делать будем? - продолжил Иван серию умных вопросов. - А фиг его знает. Может пойдем яблоки тырить? Около стекляшки классные яблоки, помнишь? Где с гаража можно достать? - предложил Артемка. - Там хозяин падла, хитрый зараза, как бы не вляпаться, - засомневался Иван. - Пошли тогда рогачки для рогаток срезать, я видел сирень около еврейских домов, там классные рогачки? - внес новое предложение Артемка. - Пойдем. А что с собакой-то? - насыпал Иван соль на рану. - Да, этот козел, всех кобелей продал, а мне сучку-то нельзя, ты ж знаешь, меня батя выпнет вместе с ней, - выдал в сердцах, Артемка. - Сучка, да, ни то, кобеля надо. Вон сосед купил кобеля у этого козла, - махнул головой Иван, показывая этим движением, какой именно сосед купил кобеля. Артемка, подошел к забору, подтянулся и повис подбородком на досках. По траве бегал упитанный щенок. - Мой, - тут же подумал Артемка, - это ж мой щенок. Он шел домой, и думал о щенке. - Я его украду, - решил он, - этот сосед не должен был покупать моего щенка, этот жирный боров специально его купил, чтоб мне не достался, ему и собака-то не нужна, он сам как собака, лает постоянно. На следующее утро Артемка вернулся к забору ивановского соседа, подтянулся, свистнул. Щенок радостно завилял хвостом, смешно наклоняя голову, то в одну, то в другую сторону. Артемка, по хозяйски, ни капельки не стесняясь, выдрал доску из забора и выпустил щенка на волю. Щенок закрутился вокруг ног, кряхтя и повизгивая. Артемка схватил щенка за брылы и уткнулся своим носом в собачий. - Ух ты, собака ты моя, рррр, - зарычал он. А щенок лизнул его в ответ. Так они и подружились. Артемка ничего не знал о дрессуре и знать не хотел. Он с Графом, так он назвал щенка, общался, как с человеком, ну, как с глупым человеком, совсем молодым, глупым человеком. - А ну, сидеть, - твердил он Графу и шлепал того по заднице. - А ну, дай лапу, - говорил он ему и дергал щенка, то за правую, то за левую лапу. И ведь научил. Граф мог и сидеть и лежать и лапу подавать, любую, а еще он мог подавать голос, вот молчать только не мог и еще рядом он ходить, ну никак не хотел, на поводке-то ходил, а без поводка, ну никак. Стоило его только спустить с поводка, как он мчался наперегонки с ветром и Артемка бежал вместе с ним. Теперь у Артемки есть достойный товарищ, товарищ, которого очень тяжело умотать, но он будет стараться, ох и достанется Графу, этот пес еще и не догадывался, какого друга он себе заполучил. Артемка очень спешил жить, он будто знал о чем-то таком, о чем еще никто не знал. Наступила зима. Граф окреп. Утром Артемка вскакивал с постели, одевал спортивный костюм, прощайки на ноги, спускал Графа с цепи и бежал с ним в лес. Увидев на пути какое-нибудь препятствие для друга, Артемка командовал, - Вперед, Граф! И Граф всегда шел на штурм, не всегда ему удавалось решить предложенную задачку, но он честно старался, бывало и мордой в столб, но он старался. И друзья все вокруг удивлялись и завидовали пацану, вот ведь пес у Артемки, скажет в огонь, пойдет в огонь, скажет в прорубь, пойдет и в прорубь. В лесу Артемка и Граф чувствовали себя в своей стихии. Артемка бежал по протоптанным тропинкам, а Граф вспахивал целину носом, отыскивая остатки от трапез ястребов. - Фу, Граф, - останавливал он друга, когда тот находил останки голубя. Артемка пробирался по сугробам к месту пиршества ястреба и разглядывал то, что было когда-то голубем. Словно Шерлок Холмс, используя исключительно дедуктивный метод, он определял какой породы был голубь при жизни. Графа же порода не интересовала вовсе, издавая жалобные стоны, пес томился в ожидании. - Ну ладно, жри, собака, жри, - говорил другу Артемка и выбирался из сугроба. Граф жадно бросался на, честно заработанную, добычу, и через минуту от голубя не оставалось никаких следов на этой земле, даже снег с пятнами крови Граф жадно сгребал себе в пасть. - Граф, за мной, - кричал задержавшемуся псу Артемка, уносясь в тишину зимнего леса. - Белка, Граф, где белка? Пес носился вокруг деревьев, задрав голову вверх. Увидел. Радостно залаял, виновато поглядывая на хозяина, всем своим видом показывая, - Ну да, виноват, это я должен был найти и показать, а все вышло наоборот, но ты же тоже не совсем человек, вернее ненормальный какой-то человек, вот зачем ты забираешься ко мне в будку и сидишь там со мной, у тебя же есть дом, большой и теплый дом, а ты, то ко мне, то к этим, крылатым на чердаке сарая. От тебя даже пахнет ими, вот точно также, как пахло от того, которого я недавно сожрал. - Граф, все, разворачивай грабли, айда, домой. За мной, Граф, за мной! За мной я сказал, зараза, - кричал Артемка заартачившемуся псу. Он бы еще побегал по лесу, он бы совсем убежал в этот лес, навсегда, и жил бы здесь и добывал бы себе пропитание, строил бы летом шалаш на деревьях, а зимой землянку копал, но, нужно возвращаться домой, тащиться в эту ненужную школу. - Голуби, - вырывалась вперед спасительная мысль, хорошо что есть голуби! Артемка бежал в сторону дома, гонять голубей. - Может ястреб сегодня выйдет, - загадывал он, - вот бы здорово было. К следующему лету Граф окончательно вырос. Артемка ждал лета с нетерпением, каникулы, свобода. - Рогатку нужно поправить, - мечтал пацан, - нож где-то хороший добыть, вон в Спорткульттоварах есть неплохой тесак, лезвие длинное, крепкое, правда форма не та, но это ерунда, сточу, пока сойдет. Купить бы настоящий охотничий нож, настоящий охотничий нож, эх, ладно, мне и этот сойдет, - выгнал он из головы нереальную мечту. На это лето у Артемки были грандиозные планы. Он давно хотел исследовать просторы за карьером. Он уже ни раз бывал там, но далеко не заходил, а там можно идти и идти, до самого, до синего моря. И хоть синее море было совсем в другой стороне, для мальчишки это было неважно. В младших классах он и вовсе сказал однокласснице, что из его окна видны горы, тот самый карьер, а за ними находится страна Чехословакия, и что очень скоро он перелезет через эти горы и попадет в Чехословакию, наберет там жвачек и ни одной жвачкой с ней не поделится. А сказал он ей так потому, что она с ним не делилась, а вот почему Чехословакия, он и сам не знал, нравилось ему это название, а в то, что именно там она и находится, он тогда искренне верил. Теперь-то он вырос и понимал, что Чехословакия возможно и в этой стороне, но не сразу за карьером, до нее идти и идти и скорее всего придется переплыть через безбрежное синее море. Но как бы ни заманчива была страна Чехословакия, пусть она пока подождет, на данном этапе у него были другие цели: во-первых, добыть зайца, лису бы еще шлепнуть и обязательно найти гнездо вяхиря, настоящей синей птицы! Графу в этих мечтах отводилась очень почетная роль: он должен был догнать зайца, загрызть лису, волка, если встретится, а вяхиря я и сам найду, - был уверен Артемка, - вяхирь очень осторожная птица, для того, чтоб вычислить его гнездо, Граф на фиг не нужен, он только испортит все. В чистом поле стояли три богатыря и внимательно вглядывались в даль. Нет, ни так, в чистом поле стояли Артемка и Иван и пес по имени Граф. - Ну, пошли,- скомандовал Артемка, - ищи Граф, ищи. Пес начал носиться по молодому полю, пытаясь найти то, неизвестно что. И вдруг заяц выскочил, будто из под земли и как-то неуклюже поскакал под уклон. Артемку с Иваном будто пчела в зад ужалила. - Взять, Граф, взять, хватай его, дави, - орал Артемка и мчался по полю. - Давай, Граф, сожри его, ату его, ату, - на пол тона выше, выкрикивал Иван. Артемка был уверен, еще чуть-чуть и Граф его догонит, вот сейчас он схватит серого за зад и дело в шляпе. - Нож есть, спички есть, соль есть, правда хлеба нет, но ничего так сожрем, нарвем травки какой-нибудь и сожрем, - делил он шкуру не убитого косого. В чистом поле стояли запыхавшиеся Артемка и Иван и наблюдали такую картину. Заяц, в конец уставший от этих оголтелых охотников, впридачу со своей охотничьей овчаркой, включил какую-то повышенную передачу и умчался, поднимая клубы пыли, в ту самую безоблачную даль. Граф бегал кругами, на том месте, где он в последний раз видел заячьи пятки, нюхал пыль, виновато оглядывался на своего хозяина, вопрошая, - Друг, а где он? Что это было, друг? С огромным трудом, Артемка закатал обратно губу по поводу зайчатины в обрамлении зелени и друзья пошли дальше, искать новую дичь. В тот день они так никого и не добыли, зато умотались окончательно. На обратном пути Графа, сдуру, натравили на молодого бычка, пасущегося на склоне холма. Пес загнал бычка в ограждение из колючей проволоки и друзьям стало страшно и за бычка и за себя, Артемка отозвал Графа с поля боя и они побежали домой. Прошло пару лет. Все в Графе Артемку устраивало, но было одно но, которое не давало ему покоя, добрый был пес. Ну, как так, овчарка и добрый? Отец все время еще подначивал, - Ну, что это за собака, заходи кто хочет? Вот был у одного моего знакомого пес, вот это пес, пускать пускал, заходи, не шелохнется, а вот выйти не даст, загрызет, но не даст. А вот была у нас в армии лайка, вот это собака. Дальше батя уходил от темы и начинал рассказывать о том, что им, солдатам, давали 200 грамм мяса, а собакам 400, а Артемка сидел, с сочувствием, смотрел на своего друга и ломал голову, - Как же быть? Как сделать так, чтоб доброта ушла, а зло пришло? Тогда он еще не понимал, что сделать это очень легко, вот обратно тяжело, почти невозможно. Кто ищет зло, его найдет, оно всегда под боком. И Артемка нашел. Шел как-то с дружком одним, новым, и встретил своего одноклассника с собакой, тоже с овчаркой, щенком еще, месяцев шести. Протянул руку погладить, да еле успел отдернуть, челюсти сомкнулись в миллиметре от его плоти. - Ничего себе, - с завистью в голосе, произнес Артем, - это как это ты научил? Одноклассник рассказал, что ходит он со своей собакой в ДОСААФ и что пойдет он с ней когда-то на границу, охранять рубежи родины. Тут же товарищам был открыт секрет государственной важности, как сделать собаку кусачей. Метод был прост, как все гениальное. Нужен обычный резиновый шланг. Берешь шланг и лупишь пса по морде. За что? Да просто так. Ни сам конечно лупишь, сам-то прячешься куда-нибудь, а пусть друг лупит, на то он и друг, чтоб твою собаку шлангом лупить. А тот самый дружок, Эдик, с которым он был в тот день, как раз завел кавказскую овчарку и тоже был очень недоволен ее добротой и вот и порешили друзья бескорыстно помочь друг другу. Шланг нашли быстро. Эдик зашел во двор, держа за спиной руку, - Граф, Граф, хороший, хороший. Иди ко мне, иди, - начал он ласково подзывать Графа. Пес, верящий в людей, потянул цепь, виляя хвостом и тут же получил мощный удар шлангом по морде. Пронзительный визг резанул по душе. Граф забился в будку, обиженно скуля. В следующий раз, увидев Эдика и услышав ласковые слова, он уже не поверил. Осторожно продвигаясь вперед, он ждал подвоха и чутье не подвело его. Шланг просвистел в воздухе, зацепив по касательной. Граф рванулся вперед, месть залила глаза кровью, рвать, рвать, рвать. Таким нехитрым и дешевым способом из доброго пса сделали злую собаку. Теперь Артему не за что было краснеть, дом на замке, даже батя доволен. Графа можно было забить шлангом насмерть, но он не отступал, - Вперед, Граф, вперед! Злой пес Артема становился звездой поселка. Как только он узнавал, что у кого-то есть сильная собака, тут же искал встречи. Граф бился на совесть и ему было все равно кого грызть: овчарки, боксеры, доберманы, кобели или сучки, все без разницы, лишь бы хозяин приказал. Артем уже не мог без этого жить, он и не заметил, как сам превратился в бойцового пса. К тому времени в городе происходили большие перемены, пацаны его возраста сбивались в стаи и он конечно же влился в одну из них. Ему были близки и знакомы правила этого мира, рви чужих, рви и своих, если они нарушают законы стаи, рви, рви, рви. Граф уже и забыл, когда хозяин в последний раз спускал его с цепи. Пацану стало ни до пса, у него выросли свои клыки. Артему нравилась эта жизнь, полная риска и приключений. У него появился новый девиз - Жизнь, это борьба! Мечты же о лесе и о землянках были задвинуты в самый дальний угол его души. В один из морозных, осенних дней Граф проводил Артема со двора и тот пропал на долгие три года. Артем вернулся также неожиданно, как и пропал. Граф принюхивался к хозяину, улавливая запахи далекого леса, вперемешку с запахами страха, боли и злобы. Хозяин уходил с утра из дома, потрепав пса за загривок, и возвращался под вечер. Бывали дни, когда он пропадал на несколько дней. А иногда он приходил глубокой ночью и тогда Граф ловил носом неприятный запах брожения. Артем садился напротив своего верного пса и заводил разговор. - Ну что, брат, сидим на цепи? А я вот со своей цепи сорвался. Я свободен. Хотя. Тебе ли мне заливать? Цепи кругом, мы все на этих цепях и бегаем только там, до куда позволит длина твоей цепи, вот также, как и ты, брат. А помнишь? Помнишь было время, когда я не понимал, зачем с кем-то бороться? Зачем это нужно? Почему просто не жить, помогая друг другу? А, брат, скажи? Почему? Почему в моем сердце тоска? Почему? В такие дни Граф не мог смотреть в глаза своему хозяину, он клал, изрезанную шрамами, голову на его плечо и молчал. А ему так хотелось сказать, - Уйдем, уйдем, хозяин? Помнишь, ты хотел уйти в лес навсегда? Помнишь? Уйдем. В то утро Артем проснулся с чувством животного страха. Он не понимал, что с ним происходит. - Пойду в люди, - подумал он, - пойду и все пройдет. Он оделся и вышел во двор. Дремавший Граф вскочил на ноги, дрожь пробежала по загривку и подняла дыбом шерсть. Бывалый пес никогда в жизни не встречался с таким страхом. - Хозяин, что с тобой? - задавал он немой вопрос, - хозяин, не уходи, не уходи и я защищу тебя. Артем отодвинул пса в сторону и пошел к калитке. Каждый шаг давался все труднее, ноги становились чугунными. Казалось, открой он калитку, все ужасы мира лавиной навалятся на него и сметут. Артем развернулся и пошел обратно, в дом. Граф ни находил себя места, он чувствовал, что хозяину грозит беда. Ближе к вечеру Артем вновь вышел во двор, страх отложил отпечаток на его лице. Граф встал посреди дорожки и перегородил путь. - Что с тобой, друг? - спросил его Артем. Граф уткнулся в ноги хозяина и заскулил. - Не ходи, хозяин, прошу, не ходи, - всем своим видом, умолял он, - не ходи, тебя ждет беда, она уже рядом. А если ты все же решил, возьми меня с собой, дай мне пойти первым, хозяин? - Граф, дружище, пусти. Да что с тобой, псина ты моя? - Артем убрал пса с дороги и пошел навстречу своей судьбе. Хозяина не было все лето. Отец и мать хозяина уехали на следующий день, после того, как он ушел, а обратно вернулась только женщина. Она принесла с собой уже знакомые запахи боли, страха и тоски и, запах хозяина. - А где же он? - спрашивал Граф у, побелевшей волосами, женщины, - Где мой хозяин? Я хочу к нему. Хозяин вернулся, но он почему-то не шел своими ногами, в дом его пронесли на руках. Граф чувствовал боль, окружившую дом, и он пытался взять на себя часть этой боли. Он бы и всю ее взял на себя, но ее было так много, что на нее не хватило бы и сотни верных псов. Всегда стоявший крепко на своих ногах, пес начал сдавать, задние ноги подкосило и он с трудом передвигал их. В один из дней он наконец-то увидел хозяина. Его вынесли на руках и посадили около порога. Пес с трудом дотянул цепь, просунул голову через порог и уткнулся в ноги Артему. - Ну что, брат, здравствуй, - поздоровался с другом Артем, - вот видишь, что со мной произошло? Доигрался, брат. А ты, я смотрю, тоже сдаешь? Как же нам дальше-то жить, а, брат? Прошел год, очень длинный год. Граф вобрал в себя боли сколько смог. Задние ноги отказали полностью. Только теперь он избавился от цепи, беги, Граф, беги, только вот бежать тебе больше нечем. А Артем лежал ночами на кровати и размышлял о своей жизни. Он пытался понять, для чего ему жить и зачем? Почему он остался жив? Для чего? Он искал ответ, но не мог его найти, он запутался и ему хотелось выть, также, как выл Граф за окном. И он выл, грыз зубами подушку и выл, захлебываясь в слезах. На пике страданий он думал, - Все, дальше так нельзя, я должен уйти, пора прекратить мучить себя и своих близких. Артем брал в руки лезвие, но в последний момент мысль о родителях сдерживала его. - Они заботятся обо мне, стараются помочь, они верят. А сколько они уже вынесли из-за меня и я, вот так вот, плюну им в душу? Нет, нельзя, нельзя. Но как же жить? Как? А Граф выл все сильнее и сильнее, прося Создателя помочь своему хозяину. Артем не понимал, отчего воет его верный пес, он думал, что Граф воет о себе - Нужно это прекращать, - решил Артем, - нужно помочь Графу уйти. Если себе не могу, то Графу я обязан помочь. На следующий день он попросил одного из своих друзей застрелить Графа. Ведь для того и нужен друг, чтоб стрелять собак своего друга. Но позже Артем изменил решение, он подумал, что сам должен сделать это, своей рукой. Он был уверен, что так будет честнее. В намеченный день, отослав родителей по каким-то придуманным делам, Артем остался дома один. Друг пришел, как и было обговорено, вынес Артема к порогу, посадил в кресло, дал ему двухствольный обрез шестнадцатого калибра, вышел за калитку и стал ждать. Верный пес, увидев хозяина, пополз к нему. - Ну что, брат? - начал Артем, глядя в глаза Графу, - я решил помочь тебе. Я знаю какого тебе, ведь я-то знаю. И я бы очень хотел, чтоб и мне тоже кто-то помог, потому что сам я не смогу уйти. Прощай, брат. Прости меня за все, прости. За шланг прости, за все. Артем взвел курок и навел обрез в голову Графа. Честный пес прямо смотрел в глаза хозяина. - Почему ты на меня смотришь? - не выдержал Артем, перейдя на крик, - отвернись, Граф, я не могу так. - Ты все знал, ты знал? Я же осквернил свою душу и лес наш осквернил. Тебя там не было, но ты все знаешь, я вижу это в твоих глазах. Да, я убил тогда Амура, старого, больного пса Ванюры, он меня попросил, ведь он же мой друг, и я убил. Зачем он меня попросил? Зачем? Я ведь хотел отказаться, но не отказался. Он ведь мой друг? Я повесил Амура на турнике, он долго не хотел умирать, очень долго, мне было страшно, но я его убил. Я убил. Граф. Я убил. Все, не могу так больше. Лучше я себя здесь шлепну. Артем направил обрез себе в висок. - Прощай. Нет, не могу, не могу я, нет. Выстрел разорвал тишину. Друг Артема посмотрел по сторонам, вроде никто особо не обратил внимания, хлопок и хлопок. Он открыл калитку и вошел во двор, собираясь утащить тело собаки куда-нибудь подальше от дома. Но Граф был жив. Друг подошел к Артему. - Что случилось? - На, забери свою железяку и больше мне не показывай, - взорвался Артем, - помоги мне лечь на кровать и вали отсюда, ни хочу никого видеть, так всем и передай, ни хочу никого видеть. Ярким, осенним утром мать Артема понесла Графу молока и увидела, что пес мертв. Тихая грусть наполнила дом, добрая тихая грусть. Эта смерть сплотила семью, они дышали сейчас одним дыханием. Отец Артема взвалил тело собаки на санки, накрыл его тканью, взял в руки лопату и потянул скорбный груз по земле за несколько километров от дома, в тот самый лес, где собака и человек так любили бывать, где они бегали и мечтали сбежать в этот лес навсегда. Граф пришел в эту мечту первым, он всегда шел впереди. Он прошел свой путь честно, его обижали, его предавали, его забывали, но сам он никогда ни предавал и ни забывал. Он всегда верил своему другу, своему хозяину. Артем лежал на кровати и думал о своем верном друге, он вспоминал его глаза, которые говорили ему, - Не подведи, хозяин, пройди и свой путь честно, ты справишься. Ты будешь ошибаться, но Он каждый раз будет прощать тебя. Он тебя любит, очень любит. Он послал тебе меня, пошлет еще кого-то, Он будет посылать тебе помощь до тех пор, пока ты не поверишь в себя. Он не оставит тебя, ты верь в Него также, как я верил в тебя. До встречи, хозяин. Я буду ждать тебя в нашем лесу.
админ: С юмором о собаководах: *какой автомобиль выбрать? универсал,кроссовер,внедорожник,минивен марка не важна,важен объем багажника и способность задних сидений складываться. *какую квартиру лучше купить? какую нахрен квартиру!!! нужен дом ,какой неважно, главное чтоб участок 100500 соток. *какие игрушки покупать ребенку? какие еще игрушки,не до игрушек ему,у него конкурс юного хендлера через 3 дня.... *как провести выходные с семьей? как и все нормальные люди,взять походный набор, складные стулья,стол,плед,еду и поехать всей семьей.........на выставку. расставить все это вокруг ринга и по настоящему оттянуться. *дорогая,что подарить тебе на годовщину свадьбы? милый,ты у меня самый лучший) Карату как раз нужна новая рабочая шлейка,а Мегера порвала свой комбинезон HURTTA. * что заставляет вас еще больше гордиться своими детьми? когда на семейной прогулке с собаками проходящая тетенька спрашивает у ребенка про собачку , "а это у тебя мальчик или девочка",малыш с серьезным видом говорит "СУКА!". *ну а чем же еще отличаются дети собачников? они не боятся спать в темноте в отдельной комнате, ведь с ними там всегда Карат и Мегера. *почему учительница вашего ребенка на вас косо смотрят? потому что ваше чадо с таким же собаководческим чадом на перемене вслух обсуждали планы вязок на ближайшие 2 года,чистку параанальных желез, и договор совладения. *почему у вас дома нет ковров? че за вопрос... а почему на ноль делить нельзя? *почему женщины собачницы не покупают туфли на каблуках? почему не покупают? очень даже покупают. покупать и носить разные вещи. *почему некоторые люди,живущие в вашем районе могут на вас обидеться? потому что вы можете часами гулять с этим человеком в парке,если встретитесь выгуливая собак, но без его собаки вы его просто не узнаете... хотя нет,он на вас точно не обидится,он вас тоже не узнал без Карата и Мегеры... *почему вы стоите в такой странной позе ,когда ждете пока ваши собаки наиграются? это называется "присяд серфенгиста",единственная поза позволяющая сохранить невывернутыми коленные чашечки, если вдруг Карат и Мегера в игровом клубке понесутся вам в ноги. *почему у вас левая рука выглядит такой накачанной,в отличии от правой? пффффф... тот кто задает этот вопрос,никогда не был собачником. *зачем у вашей собаки красный плетеный шнурок с кисточкой на шее? чтоб ты,казлина,не сглазил! *сколько у вас детей? четверо. Аня, Дима, Карат и Мегера..
полная версия страницы